Прошлое как задача

20 августа, в воскресенье, мы посетили музей Еврейского сопротивления в городе Новогрудок, созданный на месте одного из двух гетто, существовавших здесь в 1941-43 годах. Музей основан в 2007 году, по инициативе Иделя Кагана, бежавшего из гетто в 1943 году в возрасте 13 лет, и спонсируется потомками других выживших в гетто евреев. Однако основную работу по созданию музея осуществили сотрудники местного краеведческого музея. Они оформили главный выставочный зал, воссоздали интерьеры барака, провели археологические раскопки на месте туннеля, выкопанного для побега оставшимся обитателями гетто в мае-сентябре 1943 года, посадили свою Аллею праведников, регулярно проводят экскурсии для групп, приезжающих со всего мира

Посещение  этого места, конечно же, оставило сильное впечатление и породило множество вопросов. Вечером этого же дня у нас произошёл очень важный разговор об отношении к Холокосту, о способах памяти, с помощью которых можно воспринимать этот феномен.

Первое и самое очевидное восприятие Шоа можно условно назвать «наивным». Оно главным образом основывается на эмоциях –  говоря о Катастрофе, мы чувствуем ужас, печаль, страх, иногда даже отвращение. Однако насколько эти эмоции действительно реальны? Как можем мы прочувствовать то, в чём никогда не находились, чему не были свидетелями? Постоянные упоминания о Холокосте могут приводить к тому, что мы становимся в некотором роде резистентными к этому событию, перестаём что-либо чувствовать. Сотни раз упомянутый в фильмах и книгах, задокументированный в музеях и центрах изучения, он перестаёт быть реальным событием и становится частью коллективной памяти, достоянием истории, которая была когда-то давно и относится к нам лишь как некоторый объект изучения. Произнесённое слово в некотором роде делает явление неживым, потому что является лишь одним из возможных слов, которые мы могли произнести. Называя, мы создаём новую реальность, возможно максимально приближенную к той, которая когда-то существовала в наших мыслях, но всё-таки отличающуюся от неё. Называя, мы перестаём верить сказанному, потому что названное больше не является только нашим, но также и начинает принадлежать другим, которые мыслят совсем не так, как мы.

Однако отстраняясь, создавая дистанцию между прошлым и настоящим, мы можем критически исследовать это явление, изучить его истоки, причины, механизмы и использовать в дальнейшем, для изменения настоящего, для улучшения будущего.

Но и такое отношение к Холокосту порождает новые вопросы — как, отстранившись, сделав жизнь объектом, не замкнуть в слове ее динамическую природу? Как, смотря на трагедию, суметь ее не просто объяснить, чтобы не дать случиться вновь, но прожить ее, сделать не своим знанием, но своим опытом? Суметь вместить это прошлое в свое настоящее и воспринять историю как Жизнь?